— Порядки! Вѣдь это-же безобразіе! Послѣ этого будутъ брать, зачѣмъ въ кіоски заглядываешь и входишь. А какъ тутъ не заглянуть? На то выставка.
— Да ужъ взяли, и за кіоскъ взяли. Давеча я въ уборную-то ходила… Ты думаешь, даромъ? Двадцать пять сантимовъ взяли.
— Да что ты!
— Вѣрно, вѣрно. По таксѣ взяли. Такса… Горничная мнѣ и на таксу указала.
— Возмутительно. У насъ ужъ ежели гдѣ устроена для дамъ уборная, то или въ нее даромъ, безъ всякой приплаты. Развѣ горничной на чай отъ щедротъ что дашь.
— И здѣсь я на чай дала, дала пуръ буаръ, а за входъ двадцать пять сантимовъ отдѣльно.
— Фу ты, пропасть! Послѣ этого, пожалуй, и за входъ въ ресторанъ возьмутъ. За входъ отдѣльно, за ѣду отдѣльно. Однако, пойдемъ ресторанъ искать. Ѣсть страхъ какъ хочется.
— Да вонъ ресторанъ, — проговорила Глафира Семеновна и указала на вывѣску на столбѣ съ надписью «Restaurant Duval». Стрѣлка показывала направленіе, куда идти.
Супруги отправились и вскорѣ остановились около зданія съ тою-же надписью, что и на столбѣ. У входа въ ресторанъ была толпа. Публика становилась въ хвостъ.
— Батюшки! что народу-то! Да ресторанъ-ли это? — усумнился Николай Ивановичъ.
— Видишь, написано, что ресторанъ, — отвѣчала Глафира Семеновна.
— Ну, торговля! Вотъ торговля, такъ торговля. Въ хвостъ становятся, по очереди ѣсть идутъ! Показать кому-нибудь изъ нашихъ питерскихъ трактирщиковъ такую торговлю, такъ въ кровь расцарапался-бы отъ зависти. Ну, встанемъ въ хвостъ, давай приближаться ко входу. Посмотримъ, какой-такой ресторанъ. Должно быть, на какой-нибудь знаменитый напали.
— Только ты пожалуйста, Николай Иванычъ, жареной лягушки не требуй.
— Да ужъ побожился, такъ чего-жъ тебѣ!
Постепенно приближаясь ко входу, супруги, наконецъ, вошли въ ресторанъ. Большая зала ресторана Дюваля была переполнена публикой. Въ нее впускали черезъ входную дверь только столько посѣтителей, сколько ихъ выходило изъ выходной двери. Въ залѣ сидящій у входныхъ дверей французъ съ эспаньолкой тотчасъ-же протянулъ супругамъ двѣ карточки.
— Какъ, и въ ресторанъ за входъ? И здѣсь билеты!? — воскликнулъ Николай Ивановичъ. — Ну, что, Глаша, не говорилъ-ли я тебѣ?.. — отнесся онъ къ женѣ.
— Да ужъ бери, бери… Въ чужой монастырь съ своимъ уставомъ не ходятъ.
— Комбьенъ? — спросилъ Николай Ивановичъ, вытаскивая изъ кармана на ладонь деньги.
Французъ съ эспаньолкой улыбнулся и отвѣчалъ:
— Vous payerez après, monsieur, après… Prenez seulement deux cartes.
— Послѣ заплатишь. Бери, что подаютъ, — перевела Глафира Семеновна.
— Ну, городъ! Ну, порядки! За входъ въ ресторанъ берутъ! У насъ по зимамъ въ ресторанѣ «Аркадія» музыка играетъ, горлопяты разные поютъ, да и то за входъ не берутъ.
Въ залѣ всѣ столы были заняты, такъ что пришлось отыскивать мѣсто, гдѣ-бы можно было помѣститься. Стучали вилки, ложки и ножи о тарелки. Отъ людского говора стоялъ какой то шумъ на подобіе пчелинаго жужжанія. Супругамъ долго-бы пришлось искать мѣста, если-бы ихъ не окликнулъ лакей въ курточкѣ и бѣломъ передникѣ чуть не до пола, въ свѣжихъ, упирающихся въ гладкобритый подбородокъ, воротничкахъ и съ карандашомъ за ухомъ.
— Vous cherchez une place, monsieur… Voilà la table… Allez avec moi… — обратился онъ къ Николаю Ивановичу, повелъ за собой и, подводя къ маленькому столу съ мраморной доской, указалъ на стулья,
Николай Ивамовичъ колебался, садиться или не садиться.
— A за стулья здѣсь не берется? — спросилъ онъ слугу. — Глаша, спроси.
— Да ужъ садись, садись… Нельзя-же стоя обѣдать.
— Бьюсь объ закладъ, что и здѣсь за стулья возьмутъ, — проговорилъ Николай Ивановичъ, опускаясь на стулъ, похлопалъ по стулу ладонью и задалъ вопросъ слугѣ: — Комбьянъ за эти вещи?
Слуга, разумѣется, не понялъ вопроса, взялъ отъ супруговъ карточки, полученныя имъ при входѣ, положилъ ихъ на столъ, отмѣтилъ что-то карандашомъ, подалъ карточку обѣда и остановился въ почтительномъ ожиданіи заказа.
— Глаша! Мы прямо обѣдъ спросимъ, — сказалъ Николай Ивановичъ женѣ и, обратясь къ слугѣ, сказалъ: — Дине… Де дине…
— Nous n'avons pas de diners, monsieur. Seulement à la carte… Il faut choisir… Prenez la carte.
— Нѣтъ здѣсь обѣдовъ. Надо по картѣ заказывать, говоритъ онъ, — перевела Глафира Семеновна.
— Какъ? Въ томъ ресторанѣ, гдѣ беругъ за входъ, да еще обѣловъ нѣть? Вотъ это штука!
— Да оно и лучше, Николай Иванычъ, — перебила Глафира Семеновна мужа. — A то Богъ знаетъ еще чѣмъ накормили бы… Пожалуй, вь обѣдѣ-то еще лягушку подсунутъ. Съѣшь, a потомъ…
— Что за вздоръ! Лягушку сейчасъ можно увидатъ. Неужто не можешь лягушку отъ чего-либо другого отличить?
— A рубленую подадутъ, такъ какъ ты ее отличишь? Давай выберемъ самыя обыкновенныя блюда.
— Ну, бьенъ… Итакъ, прежде всего водки и закуски. О де ви… О де ви рюссъ и закуска. Какъ закуска-то по-французски?
— Закуска-то? Я не знаю… Про закуску насъ не учили.
— Nous n'avons pas d'eau de vie russe, monsieur, — отвѣтилъ слуга. — Si vous voulez cognac…
— Нѣтъ здѣсь водки, — перевела Глафира Семеновна. — Какая же русская водка въ Парижѣ! Онъ коньяку предлагаетъ.
— Что коньякъ! Кто-же коньякъ пьетъ передъ обѣдомъ! Коньякъ послѣ обѣда… Идолы! За входъ въ ресторанъ берутъ, a не могутъ выписать изъ Россіи водки. Мы-же ихнее французское вино выписываемъ. Коньякъ нонъ… — покачалъ Николай Ивановичъ передъ слугой головой. — Глаша! Да переведи-же ему по-французски, что я сказалъ насчетъ водки…
— Ахъ, Николай Иванычъ, не стоитъ! Ну, что тутъ распространяться… Давай выберемъ скорѣй по картѣ, что заказать.
Она придвинула къ себѣ карту и принялась ее разсматривать. Слуга, соскучившись стоять, сказалъ наконецъ: