Наши за границей - Страница 39

— Dites-donc, monsieur, seulement, quel vin désirez-vous: ordinaire, vin de pays?..

— Что онъ спрашиваетъ? — взглянулъ Николай Ивановичъ на жену.

— Про вино спрашиваетъ. Какое вино…

— Ахъ, да… Венъ ружъ… Бутель венъ ружъ… Видишь, Глаша, какъ я по-французски…

— Quel vin rouge, monsieur? Un franc, deux francs, trois francs…

— Понялъ, понялъ… Нѣтъ, братъ, труа франкъ мало… Вѣдь это три четвертака… Дадите кислятину… Давай за рубль, за четыре четвертака… Катръ франкъ… Да и венъ бланъ онъ бутель. Тоже въ катръ франкъ…

Лакей бросился исполнять требуемое.

— Я выбрала, Николай Иванычъ, — сказала Глафира Семеновна. — Бульонъ, сомонъ, то-есть лососина, и бифштексъ. Тутъ ужъ видно, что подаютъ.

— Постой! Постой! Эй, ломъ! — крикнулъ Николай Ивановичъ слугѣ.

— Не ломъ, а гарсонъ. Здѣсь человѣкъ гарсономъ зовется.

— Ахъ, да… Я и забылъ! Гарсонъ!

Но слуги ужъ и слѣдъ простылъ.

XXXI

— Любопытно, что они съ насъ за входъ слупятъ, — говорилъ Николай Ивановичъ женѣ, сидя за столомъ въ ресторанѣ Дюваль и разсматривая врученныя ему при входѣ разсчетныя карты (addition), которыя онъ считалъ за входные билеты.

— Да вотъ ужъ лакей тутъ что-то на картахъ карандашомъ помѣтилъ, — отвѣтила Глафира Семеновна, указывая на карточку. — Палочку поставилъ, Даже двѣ палочки поставилъ. Противъ цифры 10 поставилъ палочку и противъ цифры 15 тоже палочку.

— Неужто по рублю возьмутъ?

— Да нѣтъ-же, нѣтъ. Вѣдь у нихъ счетъ на франки. Вотъ на каждомъ билетѣ двѣ палочки, стало быть, два франка. Не понимаю я только, что печатныя-то цифры обозначаютъ.

— А ничего около печатныхъ цифръ не написано?

— Видишь, что ничего.

— Странные порядки, — покачалъ головой Николай Ивановичъ и прибавилъ: — Но вѣдь и два франка за входъ это очень дорого. Это вѣдь съ каждаго… Съ двоихъ четыре франка, франкъ по четвертаку, за каждый французскій четвертакъ мы заплатили по два двугривенныхъ, стало быть. это составитъ рубль шесть гривенъ. Да на чай прислужающему… Ой, ой, ой! Почти два рубля не пито, не ѣдено отдай… Надсадишься, ежели каждый-то день по три раза — за завтракомъ, за обѣдомъ и за ужиномъ…

— Да вѣдь въ дорогой ресторанъ попали.

— Какой тутъ къ чорту дорогой, когда даже вонъ всѣ безъ скатертей ѣдятъ! Даже столы скатертями не покрыты. Мраморный столъ — и больше ничего.

— Вѣрно, ужъ такое здѣсь обыкновеніе, чтобы безъ скатертей.

Слуга принесъ два стакана и двѣ бутылки, водрузилъ ихъ на столъ и опять бросился бѣжать.

— Гарсонъ, гарсонъ!.. — остановилъ его Николай Ивановичъ и, обратясь къ женѣ, сказалъ:- Странно, что ты не знаешь, какъ по французски закуски потребовать. Передъ обѣдомъ солененькаго-бы отлично… Не знаешь-ли, какъ селедка по-французски?

— Да не учили насъ про селедку.

— Ну, кильку или балыкъ?

— И про балыкъ съ килькой насъ не учили. Вотъ сыръ какъ — я знаю: фромажъ.

— Фромажъ, фромажъ, гарсонъ, — подхватилъ Николай Ивановичъ.

— Quel fromage, monsieur?

— Знамо дѣло, швейцарскій. Глаша! Какъ швейцарскій?

— Ахъ, Боже мой! Да неужто ты не можешь безъ закуски?! Швейцарскій — швейцаръ, должно быть.

— Фромажъ швейцаръ.

— Je ne connais pas, monsieur, un fromage pareil, — отрицательно потрясъ головой слуга.

— Фромажъ швейціръ-то нѣтъ? Странно. Ну, какой нибудь… Просто фромажъ… Фромажъ… Постой, постой… А селедку, Глаша… Растолкуй ему, что это соленая рыба.

— Пуасонъ сале. Dу компрене? Энъ птитъ пуасонъ сале…

— Une sardine? Ah, oui, madame!

— Да не сардинку. Сардинку, впрочемъ, можно само собой. А селедку… — тщетно старался пояснить Николай Ивановичъ. — Фу, ты пропасть! Ничего не понимаетъ! Ну, вуй… Сардинку — вуй, и анкоръ…

— Анкоръ пуасонъ сале. Энъ отръ пуасонъ сале…

— Oui, madame, vous recevez, — отвѣчалъ слуга и исчезъ, явившись черезъ минуту съ двумя чашками супу и глубокими тарелками. — Voilа votre bouillon, madame. Servez-vous, je vous prie.

— Что-жъ ты супъ-то, братецъ, прежде подаешь?! — возмутился Николай Ивановичъ. — Прежде нужно закуску. Сардинъ, фромажъ, селедку…

— C'est après, monsieur… Après le bouillon.

— Какъ апре! Сейчасъ надо. Кто-же ѣстъ соленое послѣ супу! Глаша! Скажи ему…

— А презанъ, а презанъ… — заговорила Глафира Семеновна.

Слуга пожалъ плечами и побѣжалъ за требуемымъ.

— Хорошій ресторанъ, дерутъ даже за входъ, а такихъ слугъ держатъ, которые даже не знаютъ, что послѣ чего подавать слѣдуетъ, — ворчалъ Николай Ивановичъ, не зная французскаго обычая, по которому соленыя закуски слѣдуютъ за супомъ.

Черезъ минуту слуга явился съ маленькими тарелочками, на которыхъ лежали двѣ сардинки, сыръ бри и нѣсколько длинненькихъ маленькихъ морскихъ раковинъ (moules). Глафира Семеновна какъ взглянула на раковины, такъ сейчасъ сморщилась, проговорила: «фу, гадость!» — и закрылась салфеткой. Взглянулъ Николай Ивановичъ и воскликнулъ:

— Что это? Улитки какія-то? Вонъ! Вонъ! Неси назадъ! Неси! — махалъ онъ руками. — Я селедку спрашиваю, а онъ какихъ-то улитокъ тащитъ. Прочь, прочь… Мы и устрицъ-то не ѣдимъ, а онъ улитокъ. Алле, гарсонъ… Ле рюссъ такой ѣды нонъ манже. Съ Богомъ, съ Богомъ… Да ужъ и фромажъ убирай. Я этотъ фромажъ не ѣмъ.

— Пусть и сардинки убираетъ. Вовсе я не желаю такія сардинки ѣсть, которыя рядомъ съ погаными улитками лежали, — прибавила Глафира Ceменовна. — Алле… Иль не фо па. Рьянъ иль не фо па. Селеманъ ле бульонъ. Доне бульонъ. Ужъ ты, Николай Иванычъ, не вѣдь что спрашиваешь. Ѣлъ-бы безъ закусокъ! — напустилась она на мужа, продолжая сидѣть отвернувшись отъ вскрытыхъ раковинъ.

Слуга недоумѣвалъ.

— Mais, madame, c'est ce que vous avez demandé…- бормоталъ онъ.