Супруги также направились въ театральную залу.
Еще и одиннадцати часовъ не было, а спектакль въ театрѣ Эденъ кончился. Супруги отправились домой. Они хотѣли ѣхать, но у подъѣзда, къ немалому ихъ удивленію, не оказалось извозчиковъ, и вслѣдствіе этого пришлось отправиться пѣшкомъ. Разстояніе отъ театра до ихъ квартиры было, впрочемъ, не велико. На этотъ разъ Глафира Семеновна вела уже своего мужа домой съ увѣренностью въ дорогѣ. Вчерашнее ночное отыскиваніе гостинницы ознакомило ее съ улицами, ведущими къ этой гостинницѣ. Площадь Большой Оперы была знакома, прилегающая къ ней улица Лафаетъ была знакома, переулки, выводящіе изъ улицы Лафаетъ къ гостинницѣ, были также узнаны ею. Вотъ и посудная лавка на углу переулка. Она не была еще закрыта. Супруги вспомнили, что они хотѣли купить себѣ спиртовой таганъ и жестяные чайники для заварки чая, зашли въ лавку и купили. Зашли также въ съѣстную лавку и купили себѣ колбасы и сыру. Въ съѣстной лавкѣ оказался и хлѣбъ, который также былъ пріобрѣтенъ ими. Домой они возвращались съ ужиномъ, но вотъ бѣда: у нихъ не было спирту для тагана, на которомъ-бы они могли заварить чай. Гдѣ купить спиртъ — они не знали, не знали даже, какъ онъ называется по-французски, чтобы спросить его.
— Дѣлать нечего, придется опять безъ чаю спать ложиться, — сказалъ Николай Ивановичъ и, тяжело вздохнувъ, прибавилъ: — эхъ, жизнь парижская! А говорятъ еще, цивилизованная.
Подъѣздъ гостинницы, какъ и вчера, былъ уже запертъ. Они позвонили. Отворилъ имъ опять самъ хозяинъ безъ сюртука, въ одномъ жилетѣ и въ туфляхъ. На площадкѣ около лѣстницы стояли двѣ складныя кровати и на каждой изъ нихъ изъ-подъ одѣяла торчало по головѣ въ бѣлыхъ спальныхъ колпакахъ. Въ одной изъ головъ супруги, при свѣтѣ привернутаго, еле мерцающаго рожка газа, узнали голову слуги, прислуживавшаго имъ въ номерѣ.
— А что, венъ ружъ можно а презанъ получить? Онъ пе? — спросилъ Николай Ивановичъ хозяина.
Тотъ поморщился, но все-таки отвѣтилъ, что можно. Очевидно, всякая жизнь въ этой маленькой гостинницѣ совсѣмъ уже кончалась къ одиннадцати часамъ вечера, и постояльцы и прислуга послѣ этого времени спали.
Когда они проходили мимо кровати слуги, тотъ поднялъ на своемъ ложѣ голову подобно сфинксу и произнесъ:
— La bougie et les allumettes sont près de la porte.
— Что онъ такое бормочетъ намъ? — спросилъ жену Николай Ивановичъ.
— Что-то про свѣчку и про спички, — отвѣчала та.
Поднявшись по слабо освѣщенной лѣстницѣ къ себѣ наверхъ, они дѣйствительно нашли на полу около двери мѣдный подсвѣчникъ съ огаркомъ и грудку спичекъ, зажгли свѣчку и вошли въ свою комнату. Вскорѣ явилось и вино. Его принесъ самъ хозяинъ, поставилъ на столъ и наставительно произнесъ:
— Je dois vous dire, monsieur, qu'à onze heures nous finissons déjà notre travail. Il faut se reposer, bonsoir, monsieur et madame ,- раскланялся онъ и ушелъ.
— Что онъ сказалъ? — опять обратился къ женѣ Николай Ивановичъ.
— Рѣшительно ничего не поняла, — отвѣчала та.
— Ахъ, француженка, француженка! Чему только васъ въ пансіонѣ учили!
— Учили, но не этимъ словамъ. И наконецъ, въ пансіонѣ, когда мы переводили что-нибудь съ французскаго, то всегда со словаремъ.
Утромъ, когда супруги проснулись, первая мысль была о чаѣ.
— Глаша! Какъ-бы чайку-то заварить? — началъ Николай Ивановичъ, потягиваясь въ постели. — Вѣдь ни разу еще заграницей мы настоящимъ манеромъ чаю не пили. Не знаю, какъ у тебя, но у меня просто тоска по чаѣ. Привыкъ я по десять стакановъ въ день охолащивать — и вдругъ такое умаленіе, что ни одного! Сейчасъ мы позовемъ корридорнаго, и растолкуй ты ему, Бога ради, чтобы онъ намъ купилъ бутылку спирту для спиртовой лампы къ тагану.
— А вотъ я сейчасъ въ словарѣ посмотрю, какъ спиртъ по-французски, — сказала Глафира Семеновна, заглянула въ книгу и отвѣчала:- Спиртъ — эспри… эспри де венъ…
Супруги одѣлись и позвонили слугу, который и явился въ своемъ неизмѣнномъ колпакѣ изъ писчей бумаги и въ войлочныхъ туфляхъ.
— Plait-il, monsieur? — остановился онъ въ выжидательной позѣ и глупо улыбаясь.
— Пуве ну зашете пуръ ну энъ бутель зспри де венъ? — задала ему вопросъ Глафира Семеновна.
Тотъ улыбнулся еще глупѣе и отвѣчалъ:
— L'esprit de vin… C'est la boisson russe?.. Oui, madame.
Онъ побѣжалъ внизъ и черезъ четверть часа, весь запыхавшійся, вернулся съ бутылкой спирту и двумя рюмками на подносѣ.
— Смотри, Николай Иванычъ, онъ воображаетъ, что этотъ спиртъ мы пить будемъ, — улыбаясь замѣтила Глафира Семеновна мужу. — Пуркуа ле веръ? Иль не фо па ле веръ, — обратилась она къ слугѣ.
Тотъ опять глупо ухмыльнулся и спросилъ:
— Mais comment est-ce que vous prendrez, madame, sans verre?
— Вотъ дуракъ-то! — вырвалось у Глафиры Семеновны. — Да это развѣ пить? Развѣ это пуръ буаръ? Се не па пуръ буаръ.
— Comment donc pas boire? Et j'ai lu, madame, qne les russes prennent tout зa avec grand plaisir. C'est l'eau de vin russe…
— Да это идіотъ какой-то! Алле, алле… Положительно онъ думаетъ, что мы будемъ пить этотъ спиртъ… Се пуръ феръ тэ… Компрене ну? Пуръ тэ. Вотъ.
И въ доказательство Глафира Семеновна показалъ корридорному купленные ею наканунѣ два жестяные чайника и таганъ.
— Ah! — ухмыльнулся корридорный, по не уходилъ. — Il faut voir, comment vous ferez le thé, madame!..
— Алле, алле…
Но онъ стоялъ и продолжалъ улыбаться.
— Pardon, madame, il faut voir…
— Гафира Семеновна налила спирту въ лампочку тагана, зажгла свѣтильню, вылила въ чайникъ графинъ воды и поставила чайникъ кипятиться на таганѣ.
Корридорный покачивалъ головой и твердилъ:
— C'est curieux, c'est curieux… Le thé, а la r sse… C'est curieux…
— А правда, мадамъ, что въ Петербургѣ ходятъ по улицамъ медвѣди и никогда лѣта не бываетъ, а всегда снѣгъ? — спросилъ онъ по-французски, но Глафира Семеновна не поняла его вопроса и сказала: